[Nyksa-Alien]

Автор: я
Беты: 4 человека IRL
Персонажи: Мерлин, Люк.
Рейтинг: G
Жанр: экшен
Тайминг: постканон
Дисклеймер: герои принадлежат Желязны и, возможно, еще кому-то. Использованы несколько перефразированные, посмертно опубликованные стихи Бориса Слуцкого.

Третий Паттерн.

Когда светляки вьются у незыблемой глади моря, парафраз их можно принять за далекие фонари рэбманцев, и даже светящихся анчоусов. Но в любом глухом оттиске Амбера, раздираемого шквалами, тихое, безмятежное море - сейчас нонсенс, они и звезды соперничали одиноко. Люк Рейнард на камне, подтягивая сапоги, глядел на хрустальную толкотню впереди. Махи зыби, в рост прячущей парусный ял, бесшумно нарождало из черной, из небытия черной тьмы. При всем отливе, отмель по панно скал испещрена грязными пеной и водорослями, с ровным звонким рыком раздираясь на клиффе, вбегали темные потоки. Я не был рад мочить ноги, и отчасти не верил, отчасти любопытно завидовал. Он впрямь любуется на тварюшек.
- Кстати, не вздумай попытать в настоящем Амбере. Там в эту дыру ни смычки, лишь затопляемая пещера-тупик и донельзя занятная нехилая колония листоносов, - он сообщил задорно.
Я погладил новую бородку вместо речей.
- Помнишь, соседи звали добровольцев, грант добыли? Обширное описание этой колонии лежит в колледже биологии. Ха, что? Я ручусь, что остров Сан-Мигуэль - Отображение Амбера, и тамошняя колония точь-в-точь. Мамаша рубила все мои заработки. Я продавал подписку на энциклопедии один день! Подите, негоже принцу быть разносчиком. А ведь какие это возможности, опыт, упражнять общение с людьми, - воскликнул он горячо и искренне: - Я в первый день продал четыре подписки! А тут ей было не вякнуть. Де, выведываю про Амбер. Знаешь, мыши такие шикарные, иерархия, их паразиты, а спячка. Всласть налазился, с компасом и гравиметром, и мотками. Хорошо!
Я иногда делю чувства Далта. Ошарашен, шутит он или э-мм?
Немыслимые истории - у Рарога от Люка, точно. Может - и от папы? Лу Сай - ироник и скептик, а Далт - вовсе молчун.
И сам я ловил как молью протраченную жуками ночь.
Разводы, я был б не против, чтоб еще чуть отступили.
- Вперед? - Я поднялся.
Мы пропрыгали валуны. Змея влаги таки достала мой ботфорт. Настырные молчаливые крабы шныряли. Черные неразумные русалки быстро жрали тело тюленя, не рискуя стащить против зыби, запах горя и шторма, запах йода и близкого мяса шевелил ноздри.
- Вау. - Влизанная морем, одна из неразличимых черных расщелин отозвалась - вау - вау - вау, вау, вау! вау!
- Повтори все, - сказал Люк, когда поворот за десять шагов закрыл хлопки моря.
- Ну, кент...
- Повтори, что будешь делать, - выскрипел лейтенант Далта.
- Я (пятьдесят восьмой раз) ставлю ногу в Ущербном Знаке на промежуток, светящийся пролет справа от обычного входа в Знак. Я не медлю. - Я говорил минут пять инструкции. Люк молчком кивал, иногда стискивая сильней мою руку. Я чуть уточнял.
Мы залезли в гору, Люк перетряхнул на себе ремень.
Резко и негромко упер голос в мою спину:
- Старик. Мамаша не зря меня не пускала. Лотерея один из десяти, это не зависит от крови, не зависит от силы. Крайний раз. Хочу, чтоб подумал. Далт вон с гневом сюда отказался.
Я откликнулся:
- Научить Колесо применять Теневые Образы могу один я.
- И?
- И я хочу познать эту силу.
Раскол, забросан песком прежних штормов, еще повернув, стал источен, ребрист, совсем нежилой.
Люк подкрутил свою светящуюся пуговицу. Темнота окрест меня вдруг напоилась свечением, и гулкостью; разомкнул рамку "молчуна".
- Я не ступлю дальше, старик. - Вкось я махнул к нему взгляд, он был слабосвинцовым, значит, бледным, опустив глаза, и помотал головой. - Там, - Рейнард рывком указал горстью, - я никогда не любопытствовал, что наверху. Может, я живу в собственных покоях, но куда скорее - я там сижу в подземелье вроде Корвинова. Сойдешь за местного Мерлина. Один. Встречен со мной, вряд ли.
- Ты здесь ходил?
- Ни в одном из тех Амберов, - нет, я другой пахал, - я не пытался узнать. Никогда. Ты прикинь, там могут жить любые. Все, кто угодно. Прикинь, на живых, и мертвых, на любых особ там можно наткнуться.
Я отвел глаза, ослепленный мыслью.
- Я буду ждать здесь. - Люк пожал мне плечо.
Я невольно поправил перевязь. Через два шага, накатило - шагнуть - обернуться - спросить - который раз он ждет здесь?..
Кого?
Вместо Люка я собрался на окружающем. Звуки были мокры.
Пещера неверно опускалась. Экая дрянь.
Густая вата спикартовых спиц изучала. Я тоже. Тень, как Тень. Плотная. Могу ее менять, так же, как мы пришли сюда. Но не хочу.
С целью закосить под местного я не прятал своих шагов, на авось стражников или родичей. Не спешил, хотя и не задерживался. Пару раз я, не сдержась, пришагивал вбок, стукнув по натекам мраморного оникса, в лярде трещин.
Ниточка памятуемая огибала будто заваленную воронку, в левую скулу дули звуки капель, и сверху неотступно воздух трещин. В магических блямбочках, я к слову различил, завалы в центре "озера" были из камней резких, и угловатых, иных явно обработанных искусственно. Впрочем, эта Альгамбра обязана быть природной - нет? За третьей перелазкой, вбок насекся гранит, я понял, пора сворачивать. И потопал кверху.
Искорки камня твердо, знакомо, рундистом искрились.
Я ждал встречей всего.
Всего абсолютно. Я ждал даже меня же самого.
Передо мной из поворота выступило, мягко белея, чего я не мог ждать никак и предвидеть никогда.
На лапах бесшумных наполовину белый, наполовину красный лев.
Тонкая линия разделяла его от носа до хвоста, его белая половина была бела, как плотный туман, красная гладка и блестяща, что венозная кровь. Поправка - как голубиная кровь, тут все тусклее. Гибкий хвост в конце завивался, навершьем вроде пикового туза.
Лев геральдически поднял лапу.
- Почему? - спросил я.
- Дети Хаоса - для меня просто смертные.
Голос был грубый и рыхлый. Я привытянул меч и шагнул вперед, оскалясь.
- Тебя нет в моих снах.
Лев прыгнул. Не так, как зверь, а как световой зайчик. Мой меч, отвердев в руке, пропорол его, как голограмму, в белой части, вдруг завязнув в алой плоти, меня швырнуло винтом. Визг, как будто метнувшегося в меня поезда, или росомахи, обрезал истошно вокруг, будто и на клептографические миги он в прыжке стал всем этим, обезумевшее метро, выкрашенное в белое и алое, лапы кожухов, хвост дыма или хищницы, в очи искры зубов и трубы, а лев внезапно рейлвейным клубком линий полетел назад, втянувшись в крохотную радужную точку. Я постоял, оглядываясь, водя меч. Через две трети минуты точно так же из радужной точки он выдулся прямо из стены.
Крупная капель стекала на развороченных мышцах красной части его груди. Лев, замерев, выгнув спину, провел по ним лапой, не сводя с меня густой взгляд, облизнул ее.
- Он все так же грешит на каждом шагу, и не думает каяться. По-прежнему, - да, бастард?
Издевательский тон был невежлив. Пиковый туз недвусмысленно хлестнул по боку, затем по другому. Зверь оскалился, и тряхнул гривой. Вокруг него, даже без моих чар, было туманно светлее.
- Твоя ли печаль?
Опять поднятая губа и гримаса.
Он опустил комковато лапу, встряхнув ею брезгливо, как кошка, и пошел вперед почти не хромая. Хвост мимоходом охлестнул мою ногу, более чем реально.
- Самонадеянность. Я посмотрю, как ты губишь себя.
Эта тварь мигает между Тенями самовольно, как хочет, сообразил я. Но не избегнул воспользоваться недоразумением.
- Сила! - высокомерно сказал он. - Вы все жадны.
Я шагал, неприязненно поглядывая на спутника.
В одном из ответвлений, лев бесшумно мигнул вбок. Почти тут же, выметнулся, твердыми лапами ничего не сдвинув.
- Эй. Я разумею, твои пещерные предки обожали пугать моих пещерных предков, вот этак выпрыгивая на них из-за поворота. Ты не устарел?
- У Виксера нет предков и нет потомков, - равнодушно сказал он. - Виксер - единственный.
А спикарту он не слышен, по-прежнему.
- Занятно, в каком теле он драл твою мамашу, в зверьем, а? И ясно, так его и видели. - Надменный лев, оглядываясь, на ходу клоня голову, с хриплой ненавистью спросил: - Мечтаешь убить его, бастард?
- Пиковый туз на твоей заднице так замечательно смотрится. Прямо мишень.
"Виксер?" Забрезжило в моем раздражении. Виксер! Алый грифон, на цепи охранник у Янтарного Узора, его убил Брэнд.
Дьявол! не дьявол, нет! Как я мог не подумать?! У каждого клана, рано или поздно, бывает хранитель, хранитель Дома, и места. Loco parentis. Те, чей дух был их проклятием, давно мертвы. Как я мог не думать? Янтарные - разве они не клан?
Если Оберон как-то ухитрился превратить это дикое, неукротимое, злобное создание в алого бессловесного, мирного сторожа... Как? В любом случае Оберон велик.
Под некрупный обрыв разбито узкой поперечной щелью, камешков наготове не было, спицы чуяли что-то мягкое. А фонарик-эльф осветил вниз полусказочные крестообразные цветы, выступающие из каменномоховых валунов.
Тут Джасра и ее присные не ходили. Никто не ходил. Не мяты кальцитовые цветы меньшее четверть года. Джасра уверяла, самые сильные, и надежные три первых Ущербных Знака расположены тут, в нулевом круге. Теперь два. Тот, какой я под принуждением прошел, и починил, слился с Янтарным. А что сталось с Тенью? Видимо, Джасра и ее ученики облюбовали именно тот Знак.
Что вглубь и ниже друз колчедана, я не знал. Я пощупал край, прилег, и потыкал ножнами. Лев презрительно фыркнул. Я бесстрастно достал удочку и раздвинул, пощупал еще раз, а затем далеко вправо и влево. Люблю жизнь и ловушки, которые она предлагает. Затем прошвырнул световой шарик, выждал, спустился, и протиснулся мимо сильно угловатого выступа.
Киноварь брызг на валунах выступала как лев, с белобумажными кальцитами. Лев гулко прыгнул над моей головой, и пошел там, играя мослами зада. Угловато скошенные, почти неоглаженные, столбчатые скарны гулом уходили в неимоверную высь.
Повороты все были резкие и правильные. Щель повыше, снова путешествие по плотному дну.
- Он знает меня давно. Я здесь всегда. Я древен. - Лев отшатнулся в еще один проход вбок, и вдруг прыгнул поперек моего шага, напряженно вытянулся, замер, и сделал высоко лапой отметку, вроде тех, что я замечал, трещин на ониксе. Обернулся: - Ты пойдешь к нему, мелкотня? Осмелишься? Посмотришь в глаза? Или вылезешь тоже с черного хода?
- Слушай, киса, - задумчиво сказал я. - Может, я как раз решаю. Ты так и будешь трындеть и мешаться мне под ногами, или дашь размыслить, так, как я хочу, спокойно?
Люк умница, что не пошел. Он мечен Теневым Знаком, а тварь явно чувствительна. Поняв, этот смертный ускользнул раз от ее когтей, тварь освирипев взялась бы рвать нас на ленточки.
Ход канул в комки оклееных валунов, в низко-пологую вверх, пригнувшую меня, широкую, оглиненную линзу, вилял узко или раздуваясь, и вдался в крупный, с мокрою, неживой глиной все больший лабиринт. Мертвый воздух зашевелился ветерком.
Лев поглядывал на то, как я разбираю путь. Кажется, ему не понравилась моя уверенность.
- Эти пещеры нередко затопляет морем, - язвительно сообщил он. - Бывает, в один миг. - Когда он тряхнул, белая грива не делилась на прядки, как туман, а красная - как лак. Кивком он указал влево, в провалы болезненно оседал запах сырости.
Я поглядел направо и налево. Хищный лабиринт проходов глотал мои шаги. И часть кружева была уже знакомой, часть тюремного блока. Я решительно пошел влево.
- Не хочешь спросить дорогу? - Глаза льва, оба, яростно кроваво заблестели.
- Провожай, если охота. - Я уже видел, хотя он запрыгнул вперед, завращав хвостом, будто пытаясь загородить, крошечный огонек, лампадку дежурного стражника.
Местный Мерлин не живет здесь, раз лев не узнал меня.
Я знал поворот: седьмой, беда, отсчитывать в любом случае умел от входа, где стражник.
Наверняка меня уже заметили. Да еще с призрачным доносчиком под боком. Прикидываться привидением поздно, хоть спутник мой и сверхъестественный.
Я решительно, и уверенно зашагал прямо на свет.
Лев (кого обогнул) злобно зафырчал, как чайник и как обиженная кошка, и потрусил рядом. Лапы совсем крепки.
- Если бы ты сказал, что пойдешь к нему... - произнес он не то с угрозой, не то с выжиданием. - Что он думает?..
Без грязного запаха плоти, - нежилыми, пара даже распахнуты настежь, узкими камерами исчерна мрачная ветка была незнакома, но у меня стучало сердце. План, лист, или хребет, подлежит везде. Вправо черный длинный штрек сквознел.
Лев вдруг - буквально - взвыл, хлестнул себя по бокам, раз, два, и упрыгнул вмиг, в стену, не то в камеру.
Я, не сбавив шага, продолжал прямые семьдесят ярдов. Рука моя лежала на перевязи. Сапоги звучнели. Нетрепетный густо-золотой кружок лампы не освещал почти ничего.
В молчании вбок стола в два ряда стояли латники шести дюжин.
В молчании я шел, и дошел к ним.
Недвижные черные фигуры возвышали оружие, но не все.
Шагая, мимо них, я привставал, с любопытством приглядывался в тусклом, недостаточном свете. Латы, почти всегда, были неполны, часть панцирей смяты, искажены, перекручены, и как раздроблены копром. Если удавалось заглянуть, в рваный металл нагрудников, почти всегда можно было исправно различить остовы, истлевшие тут в волглости, но гораздо чаще - опаленные черно и неведомо, пузыристо. В раскрытые забрала я нередко видел почернелые черепа, или хотя бы их части, прикипевшие. У многих манекенов останки были собраны только частично, восполняемые деревяшками. Латы были горды, шляпы у многих настоящие бобровые.
Дошагав, я поднял глаза на столик. Там смотрел единственный живой караульный.
- Объяснять ничего сверх не надо? - слегка шевельнул он лицом.
- Нет. - Я высоко возвел голову. Моя рука лежала на эфесе.
- Отменно, - скучливо сказал стражник. - У вас, ребята, время назад был бум, что ли? Поветрие. Кучей прям. Нынче так тише. - Лампа перед ним была масляная и без абажура. Разложив на столе, он читал книгу, с крупным архаичным детским шрифтом, и голубою обложкой. Вкось уже уводил глаза в нее.
Свод пах высоким, надышанным людьми, и капелью.
Я от него не искал никаких сведений. Я был рад, что разрешилось мирно.
- Ну, я здесь не для того, чтоб тебя отговаривать.
За ним в деревянной арке неуловимо незнакомая, но почти как в Амбере вилась лестница.
Я понял, выгляжу... медлящим. Впрочем, как и должен.
- Кстати, - стражник окликнул уверенно и равнодушно, отвлекшись от книги: - если ты пройдешь узор, и остался жив, ты телом, душой и имуществом принадлежишь королю. Там приколочена где-то табличка, но гвоздь мог выпасть, или вдруг ты плохо читаешь... без очков. - Он пристально не отрывал взгляд.
Я прищурился, хищно, взведя голову.
- Если я пройду? ...А тогда почему бы - не король - принадлежит мне?
- Эй-эй, приятель! мне, это ль? Слова - к офицеру! Ты что думаешь, стану я к тебе счас вахтенного офицера вызывать? По ночи? Его милость спускаться к тебе толковать, через всю эту лестницу! - он хлопотливо пожал плечами; и обеими руками ухватился за книгу, как щит. Напряженно ткнулся в страницу.
Я повернулся, зашагав вглубь. В первом шаге глянул разворот плеч гордой жертвы бюрократии.
Я представил отчетливо, сколько честолюбивых вассалов мог прогнать через Знак король, обладающий хотя бы Отражением властности и честолюбия королей Амбера. И я ни на чох не верил отсутствию кнопки громкого боя, ни дионисова уха - аудиофона в караульню наверху. (Пусть Рэндом так и не завел.) Почему мне не давать инженерные задачи, хоть мелкие? Меня так просто было купить, приковать Янтарной преданностью! Я сам, сам шел на вербовку; если они не взяли, кто, кто, кто, кто им доктор? И сейчас я буду решать сам, не на традициях презрения, исконных для дома.
Потолок был расчищен, что-то мне подсказывало, без памятных мне нависших глыб, и трещины укреплены.
Как Оберон мог упустить такое гнездо? Стоп. Он лет десять кис в плену рыжих. Но может быть, не все так просто. Возможно, мы все слишком любим и живим Отца Мироздания, и не в силах смириться, и хотим верить, что река времен может вернуть свои челны. Если от самообмана я думал, что так Виксер может говорить - лишь об Обероне - настоящем?
Спокойно я шел, считая ребра коридоров. Третий. Тюремный. Тут было светло, и прибрано, по стенам кадильца с маслом.
Злым пятнышком, сбоку выпрыгнул лев. Для стражника он уже мог слиться с отсветами ламп. Мягкими скачками, восьмерками он петлял кругом.
Допустим, тем, кого не убивает, он старается не попадаться на глаза, кроме членов семьи.
Он, похоже, ныряет по целому слою Теней вокруг. Отчего их защищать? Теневые! лишь похожие на амберитов?! Он ощутил Янтарную кровь как-то, но почему принял меня за кровного им?
- Таки пошел сдохнуть? - глухо спросил он. - Он когда-нибудь спустится? Почему я давно его не вижу?
- Мяса не заслужил, - проникновенно объяснил я.
Тоскливо стало отчего-то объяснять, у Оберона веская причина не являться - смерть. Мы не посещаем, стараемся даже не знать ничего об Амберах нулевого круга, - в целом из тех же сентиментальных по сути соображений, что Люк. Даже я, и Колесо-Призрак не листали, инфопотопа хватало по главному Амберу. Люк упредил бы, зная. Ведь упредил бы?
У меня миссия. Нашел, прошел, удрал! Я ж не из Отвеса Ада, этих коллекционеров галактических фриков и необъясненных явлений. Задание, Мерлин, усвой, придурок! Закрыть думалку, и ходи ногами, как папа вещал! Отлично. По прямой. Что мне лесом и бором до невнятных Теневых и хранителя-недоделка. Я ухмыльнулся уверенно. Но улыбка сползла вмиг, когда я вспомнил, к какому повороту десяток шагов остался. Четвертый. По этой линии камеры обустроены лучше. Они для высоких лиц и политических, в том числе членов семьи. Обустроены они в том смысле, что из них труднее бежать. В настоящем Амбере по этому коридору сохраняется неизменным подземелье Корвина. Его исчезновение оттуда было невозможным и необъяснимым.
Вдали в коридоре распахнулась вдруг дверь, и вывалился человек со свечой. Покачнувшись, он громко крикнул:
- Эй, чего у вас стряслось? Лязг тут...
Лев гулко, и как-то полубеззвучно рыкнул, и метнулся скачками между огней. Я увидел, как он лапами, точно человек, закрывает, пихает дверь, будто старается оттеснить кого-то за ней.
Я стоял остолбенелый, и сорвавшись, опрометью, ошалело рванул сворачивая туда, придерживая рукой ножны, и грохочущий меч, с молотом с висках и сердце. Край глаза успел уловить, как вскочил стражник у лестницы. Это был я! Я - там! Он был ниже меня на две-полторы головы, сложен он был вполне иначе, я видел лицо при рыжей свече, мелкокостное и изнуренное, и оно было совершенно иным. Но это был я, неоспоримо и недоказуемо - Я!!!
Лев выставил ко мне когти и зубы. С трех шагов, не тратя меч, я вбил в него Воздушным Молотом. Зверь припал к земле, на миг его сплющило. Когда он кашляя зарычал, из его красной ноздри потекла кровь. Но рычал он не мне:
- Тебя это не касается! Там! Сиди там!
Я рванул дверь. Никто не держал ее. В отличие от ламп, на полкоридора потушенных Воздушным Молотом, свеча горела. Она была установлена на бутылке, которую сжимал тип в грязной рубашке. Он повернулся ко мне спиной, и поставил бутылку со свечой посреди камеры. Я вошел следом. Цокая когтями, в дверь напряженно вошел лев.
Тип... типа мужчина... человек плюхнулся на старый жесткий тюфяк с соломой. Посмотрел на меня. Посмотрел на льва. Взял еще одну бутылку, и налил.
- Так. Счас все решим. Если ты работаешь на моего братца, ты не станешь пить, потому что ты на службе. А если ты призрак, ты выпьешь со мной. - Он пробормотал: - Призрачные львы - терпимо. Но призрачные двойники - это перебор.
Рука, которой он протягивал мне стакан, тряслась мелким ходуном.
Прежде чем осмыслять ситуацию, я подвернул под себя камзол, чтоб не запачкаться, сел по-турецки, и отнял у него обе бьющиеся тары. Свеча меж нами жгла, и от нее шло приятное тепло. Во прочем в камере было промозгло и страшно, именно страшно. Застойный, мертвый, тоскливый темный ужас плавал в ней. Угол у выгребной ямы был облит, и вонял.
Пьяный ничем не похожий Я поглядел на дверь, и сделал не вполне определенный, яркий и презрительный жест. Лев пятился, пожирая его глазами.
- Нельзя верить в призраков. В четвероногих - никак нельзя, - заявил он мне. - В тебя - верю.
- Я - Мерлин. - Я решил налегать на информацию. Рассчитывал, забулдыга в ответ автоматом представится.
Мой собеседник скривился.
- Ну и удружили тебя. Понимаю, отчего бродишь тут развоплощенным. Хроника невезения жизнь, да? Срочно меняй имя. Ужас. - Он потер лоб. - Там еще и дерьмо слышится, если по-французски. Мер-дин.
Я поглядел на итальянский крой его очень недавно хорошей рубашки. Он же просто Теневой! Волшебник, немного, да.
- Сен-Миш, у башни. Не бывал? - бессвязно мел он.
Я не нитями, но всем собой чуял, как стражник уже ставит на уши всех, кого мог. Он создавал для меня видимость обыденности, надеялся, что я пройду мимо, и не замечу вот этого. Остается надеяться, у меня хороший, и ценный заложник.
И нужно жать из него инфу спешно. Я в цейтноте.
- Да, я хочу повидать мир. Болтают, тут в подземелье есть светящийся узор, если пройти по нему, даст силу попасть куда хочешь. Мне бы сведений побольше, как оно что.
Короткая серая прическа - счастливый цвет, прятать возраст с юности до седины. Мутно-грязные глаза в прожилках были картой алкоголя не меньше трех суток. Вес легкокостный, но упругий, - я бы сказал, второй полусредний вес. И только что от его взгляда лев, как побитый пес, припал и шугнул за дверь.
- Шваль, - отозвался он. - Мотается вокруг. А братец хорош! Не нравится, что я пью - сиди и переживай! мне что? Слушай, ты уверен, что ты не получаешь королевский шиллинг? Ты - не моя нянька?
- Говорят, вокруг есть места, тоже с узорами с такой силой. Не слыхал, как там? Что за люди? Тоже крутые, как здесь?
- Как где. Что вышло, - равнодушно откликнулся тот. - В одной тени с Знаком в подземелье живут драконы, а наверху - гиблые развалины. Эта Тень хуже всех. В ней я жив.
Посвежу я сличил нестарое (может обманчиво), пьяно белесое лицо, и тремор. Он пьян, а не похмелен. Контузия?.. Нервные ткани - хуже всего. У отца простенькая амнезия не проходила четыреста лет. Но нет, он же просто Теневой. Что несу! Он и триста лет не проживет...
В худощавых чертах ничего от амберита. Даже нет знаменитого обероновского подбородка. И однако родственное сходство со мной, и даже не неуловимо, было. А через мгновения, словно очищая, именно убрать характерный подбородок, и рисунок обероновских скул, я стал видеть, и черты Бэримэнов неоспоримы.
Я стиснул его плечо, и твердо встряхнул на ноги.
- Во хмелю меньше - или сильнеет? Проводишь меня к Пути, дорогу, и объяснить там по делу? Я здесь человек новый...
На миг он посмотрел в меня, задумчиво и прямо, и трезво, до скверны трезво. Пальцы затряслись крупнее.
- Всегда стою помочь собутыльнику, - ухмыльнулся тотчас. Уверенно и плывуче опоясался, и в моих объятиях выволокся в дверь. Льва не было. Через шаг обмяк, я волок в грамотной позе, не попасться на ногу меж ступней или такое прочее.
С такими надо ухо востро. Я более чем ждал, что тремор у него пройдет тотчас, когда он захочет.
Но сама идея напиваться в жути камеры уже заслуживала уважения за остроумие. Верно, нехило там забирает.
И все же - это был я!!! Наемник, образец Рарога, к слову был крупнее и тяжеловеснее меня, и тоже ничем не похож лицом и ростом. Это было неописуемо - и не требующе описания. И доводов, словно главный - сопереживание, что пилило тупой пилой, и я хотел вскинуть его на ноги, выдрать на свет, и готов и хотел в няньки, и вытирать блевотину, и прятать от него скотч...
Камеры почти пустовали, но пара мрачно и тепло заперта. Я выглянул за угол. У лестницы стражник говорил с человеком, без шляпы, в широком колете. Скрыты мне чернотой, почти без лязга тени могли за шеренгами мертвецов строить терцио.
- Оп-па! Ты убил кого-то? - очнулся звучно груз.
- Здесь - никого. - Я у стены попятился, с ним меж собой и залом. - Я просто хочу уйти свободным, с собственной душой и телом, да и имущество мне не дурно досталось. И не хочу лить кровь за это. - Я сцепил зубы с горечью.
Он уже четко ступал сам. У моего лица негромко зазвучало:
- Но, ведь силе всегда найдут хозяина, - позвал он серьезно.
Я убыстрил шаг.
- Допустим, мы родня. Не могу отделаться... Парень, может, неплохо. Король не дрянь, дуэнья он только невыносимая. - Он сморщился. - У тебя нет джина? А?
А ведь знаю, былые дринки уже не существуют.
- Десять минут тому пил, - буркнул я, не сдержась. И заработал законное:
- Убирайся на хрень к братцу, он с радостью тебя приставит ко мне! Ажан perdue!
- Ненавижу, когда меня ругают непонятными наречьями, я и обидеться могу.
Горячий выдох обжег затылок, где стена и камень, ничего иного. Может, я параноик, а он хотел лишь дружески зафиксировать затылок в клыках, указав, раздавит как орех, за неподчинение. Раньше я вбил кинжал в правую (красную) ноздрю, всадил бы охотно в глаз, кабы, не венатор, по дыханию бы мог засечь их.
Хрипло визжа, лев прыгнул, и носился кругом, фыркая кровью.
- Стервятник! - Внезапно мой спутник пнул в его сторону: - Не дождешься!
Зверь прыгнул вперед от нас и зарычал - и притом - выгнувшись зарычал в сторону лестницы. Этот звук состоял из немыслимого, безумного воя кошки и бархатного, густого пламени. Говоря просто, это был обычный львиный рык, - от какого падают с разрывом сердца бубалы и черные антилопы.
- Туповатая тварь, - проговорил я.
- Там ничего нет, - холодно, и жестко сказал парень. - Там ничего живого нет.
Освещенная часть, латунные светильники у тюремного коридора уже образовали между нами и той группой световой барьер.
Я попятился, перехватил спутника, рванул вглубь. Лев рысил опасливо, скалясь, параллельно. Ответвления были заняты какими-то складами, кажется.
Я свернул. Заложник полуобмяк опять на время. Я нащупал ключ в нише. Продолговатая табличка наощупь выше, верно, и была та пресловутая надпись.
Бело-киноварный хищник скорчась вдруг взвыл и огромными скачками метнулся прочь, провыв:
- Передай ему! Вторая жертва! Вторая! Я не могу ждать вечно!
Я распахнул дверь, и поставил друга внутри у стенки. Над светлыми узорами выставки вроде тут не было. Я обернулся.
- Контузия - давно?
Он наезженно окрысился вмиг, и дивно, не на меня.
- Суки мозгорезы, и ничего не могут! И ты сцука!
У двери громоздилась какая-то железная баррикада, склепана на решетке. Он вдруг повернулся, вытянувшись. Руки перестали дрожать. Цепко вмиг потянул за что-то. Баррикада опустилась, закрыв проем.
- ...ер, милорд, он не повредил вам? - резко, уверенно донесся выкрик.
- Это со мной. Я его пригласил, - внезапным, холодным, четким голосом скомандовал тот. - Не стрелять! Вы неуместны.
- Сожалею, лорд, у меня повеления. - Уверенно распорядился офицерский голос.
Я, пожав руку, прыгнул в начало линий.
- Отбуду, за мной долг.
- Если хочешь его отдать, не разговаривай с призрачными львами. Эта тварь ждет не дождется своего покойничка, - негромко и отчетливо в спину вдруг отозвался тот.
Я помнил, тотчас ступить второй ногой, сразу ползет, меняется узор. Черная линия, повторяющая Знак, была как налитый мазут. Проемы - как густое сияние Млечного Пути.
В глазах, искажая, заискрило. Это уже начались игры с сознанием.
Через дверь кто-то просунул руку, долго нащупывал рычаг. Вход Знака поставил меня лицом к проему.
Лорд у проема бессильно оседал по стене.
Баррикада скрежеща ушла вверх. У арбалетчика возле офицера шестерка наложенных стрел несла крючья, магорезы, пробивающие ауру.
- Собственность короля не боитесь попортить? - вголос и надменно гаркнул я. - Я все еще могу пройти его.
Двое подхватили моего спутника.
- Да, - сказал офицер, звучно, - но ты пройдешь под присмотром. Схоже, надежнее.
Меж глаз и стен вползли, прослоили искры, фигуры там отдалялись, меркли.
Я бросил взгляд, немного надеясь на поддержку королевского брата. Тот вис на стражниках, и бормочуще, жалко выпрашивал "Фляжку! озолочу! Глоток! Фляжечку!"
Витки уносили по диску, где черный разрыв тлел смертью. Я сделал второй шаг. Пещера терялась, как за слоем звона.
Шатнуться жутко. Искры лезли на смех в нос и лицо. Я одну отмахнул рукой. Потолок исчез. Наверху только светляки и звезды. Вниз только анчоусы, и факелы, и брызги, и бездонье алмазных креветок. Нигде не стало тверди, плескали только две хляби, друг на друге, живая пышущая озаренная вселенская гуща, раздвинув края до беспредельных, до неохватимых меж. И я - настолько мал, что меня, как крошку, удерживала их поверхность.
Снаружи выглядело так, что я шел по недвижному плоскому Узору. И не лживо - арбалетный болт исправно по прицелу мог пройти, найти меня и проткнуть. Изнутри - прячась в искрах, густая тьма полосы вилась все, смещалась. Я здесь разглядел ее именно бездненный, т.н. "черный свет", бархатно-черно-фиалковое излучение граничного слоя Бездны, хотя именно из нее вталкивало в объявшее меня сияние силу и жизненность, сама она звала взгляд тягой танатоса, равнодушным зовом зияния и глуби, превыше каких нет, жаждой немыслимой и взрывчатой. Изгибы наползали, вовек небываемые у Знака. Не обозревая крупный фрагмент, я поневоле лишь шел в общую сторону центра. И что самое неприятное, здесь объемная, хобот или труба, порой внезапно приподнимала, перебрасывала петлю - вот сейчас влево, беззвучно рухнув в проем с силой молота, - а если над головой? а если на уровне пояса? - как безглазый силок.
Я отталкивался, не отрывая подошв, как по льду.
И налечь сильно нельзя. Пробьешь, мениски схватят ноги, - амба. Да еще коль протащит в разные стороны. Огненная слизь коронками провожала ноги, как весло в волне. Завихрения искр стекали и обнимали движения. Их пальцы вбили щекотку и ощущение кожного дыхания.
Серый жернов все больше затруднял. Я рассчитывал на срок скинуть спикарт, да не дали ни времени, ни места. Махина на ходу, с выпущенными спицами и линиями, питающими, ловчими, рычагами и щупами, иными вдаль тонкопрямыми впившись в объемистые процессы, одна вроде - в гравитационную бурю в некрупном галактическом ядре, - он подстать был сейчас этому Знаку, а то и Янтарному. Сошлись на ружейный выстрел Солнце и Вега. Или даже пара галактик.
Еще один черный взмах хобота. Влево… И над плечами! Я распластался над поверхностью.
Самочинно, ища самосохранения, спикарт уже сместил диск, повернул в одну плоскость с Знаковой. Я потщился сложить, втянуть, - куда. Поздно. По искрящему уже свинцовому диску - бежали, искажая, биения, кой-где вылеплялись, совсем темны - цвета мокрый асфальт! - петли, странно соответственные аркам, воздвигающимся на Знаке. Казалось, два могучих процесса вошли в клинч, проницая, влагаясь друг в друга, не беря больше в расчет меня. Но средоточие, ободок спикарта тянул, резал жестоко палец, - вполне телесно.
Не я, скорее тело - вспомнило шрамы, что накромсала на запястье в Знаке испуганная Фракир. В Логрусе она была спокойней, но тогда она возникала, нарождалась из простой веревки.
Ладно. К черту. Я пронес в Логрус Фракир. Все могут. Я что - не пронесу в середину здесь спикарт?
Завиток мышеловки то и дело норовил подкручиваться так, что ты шел в тупик. А как табанить? Как тормозить, когда уже разогнался? Искристые волны вокруг меня увлекались следом, потом увлекались назад. Тут ничему нельзя научиться. Ходи тут век, ничего не выходить. Тут можно только уцелеть. Нагая удача. Я буду жизнь бродить по лабиринту, пока не выдохнусь, - впрочем раньше ошибусь, и нога скользнет в алмазно срезающую бездну. Меня сейчас уводило назад к внешнему краю.
Безнадежность. Блеск. Тысячи огней. Реклама. Золотая дрожь кианитов. Биржа. Весь Большой Проект сам, молча предложил урезать нам зарплаты после "черного четверга". Люк мотался по продажам с обтянувшимися скулами. Я подписывал упаковки на рекламной акции в супермаркетах, я, отшельник. Но босс, несмотря ни на что, сохранял офис на семнадцатом этаже, как приколоченный к мачте флаг. И это было правильно.
Ты все еще что-то ищешь? Слепой, преступный, преступный уже фактом рождения.
А вокруг бились только искры, икринки, похоже, если уже наконец, все равно, некие половые продукты, точно мириады и мириады, всемирное сходбище гамет искали друг друга. Ввинчивались жгутиками. Жизнь, слепая и неотвратимая. Вечная и ничтожная.
Я знал, даже видел, что это полные либо частичные миникопии Знака, каждая из которых - из мириадов еще мельче, проложенных тьмой, но звончал их голос в мозгу, и это стало неважно.
Форма белковых тел. Норма корма, и глух предел. Жизнь, невнятное и бестолковое слияние зла и добра. Непогрешима форма белковая, - а жизнь щедра. ...Вычислить, расставить символы, вложить цифры. А жизнь - только сердцем на дубе вырезать, нет у нее иного шифра. Когда, в исходе утра раннего, истекает душа из раненого, и он, уже едва дыша, вдруг понимает, что жизнь - хороша... Невычислимо то понимание для камней, лучших по уму. Жизнь, растворяющая тьму.
...А потом меня просто катило, как камень Сизифа, под медленную и непреклонную, и немного непристойную музыку.
В круг меня вынесло, с мельтешением кипенных рамп, я втянул воздух. Тут самое главное, смаху не прошагнуть, не полелеять сослепу дальше, в проем по другую сторону. Узор не дает шанс вернуться. Будешь переть опять виток, во второй раз скорее всего не повезет.
Я медленно поднял глаза. Из центра я мог пожелать перемещения в любой мир, как и в подлинном Знаке.
Изменилось что-то. Более двадцати солдат втянулись в двери, но сгрудясь стояли там. У офицера вновь шляпа была в руке. Блестки играли на стрелах.
Мне надо было исчезать. Отчего-то я не желал бессловно это сделать. Я подыскал слова доступней и наиболее просто.
- Теперь я уйду. Вам не следует опасаться моей мести. Я не вернусь без зова.
- Ваша светлость, милорд, вы оттуда? - неровным, но густым голосом офицер меня почти прервал. - Вы из этих, из настоящих? - в словах "этих" и "настоящих" глухо притаены презрение и ненависть.
Мне думалось, что я не допустил ничего, выказывающего во мне большее, нежели человек.
Я нашел глазами блеклую рубаху и серые бриджи в соломе. Обвив стражника, он бормотал что-то бессвязное и пьяное. В дышащей тишине резко и неприятно звучало одно это булькание. Кажется, они его таки заткнули флаконом НЗ.
Скрадывало искристое свечение. Дымно лопасти ползли перед моей грудью, так четверит фонарь в тумане. Лицо офицера смутнело через тусклое пятно. Я понял, имею дело с коллегой. Может, он счел, необученный, случайный человек не освоил бы так быстро и умело применение проекций Знака. Также валиден ряд иных причин. Наведен на меня, в руке офицера трепетал пистолет (трепетал! пистолет! даже если пневматический - это аларм!)
Что? Меня спрашивали? Сложный настолько вопрос. Из Амбера ли я. Я медленно произнес:
- Довольствуйтесь тем, что знаете.
- Тень с похожим, с могучим узором, - громко откликнулся офицер. - Недавно. Там ныне ничего, искали!.. Овал черных обелисков, и внутри серая убивающая равнина с травой! Ты навещал незадолго?.. Это вы сделали? За что?.. Там повели себя непочтительно? - Он выпытывал жадно, твердо и испуганно.
Мне не предварили последствий. Я услышал, и я оглох. Двести тысяч населения. Наши Отображения вверху во дворце, - а, ладно, они нам всегда пыль. Корабли, моряки, чужеземцы, порт. Наверняка тоже был порт. И, ах да, пещерная колония листоносов. Кедры и водопады. Белки и стрекозы. Если вы охотник, - слышали - как визжит белка с переломанным хребтом, и пусть она Теневая, и все равно бы исчезла, она визжит, потому что умирать ей неистово страшно. Гобелены. И кальцитовые цветы. Знак сделал меня мегаубийцей, как я Нура, и даже не дал орденок за боевой вылет. И я, свинья и слепец, смел пенять, что он не сказал мне "Спасибо". Кабы сказал, вот тогда он заслуживал, чтоб снести его с лица земли. Но ведь и я Нура не наградил. За такое не дают орденов. Потому что порядочные люди за такое ордена не берут.
Белое объятие дыма - и я ушел в скальный зев, где ждал верный Рейнард.